бы на них отвечать.
- Чаю хотите, - неожиданно предложила Ирина.
- Чаю?!
- Да, чаю. Почему это вас удивляет?!
- Да я, м-м-м, как бы это сказать, за другим явился. Или ситуация изменилась?!
- Нет, не изменилась, - ответила секретарша, - своё «другое» вы тоже получите, причём по полной программе.
- Не сомневаюсь в ваших способностях, леди.
- Ну, так как – насчёт чая?!
- Положительно.
Пока Ирина, стоя ко мне спиной, ставила чайник и доставала чашку, я с удовольствием рассматривал её тугие налитые ягодицы, весьма эротично выделявшиеся под тонкой обтягивающей тканью дамских брюк. Контуров трусиков не было.
- Дамочка носит «стринги», - подумал я, чувствуя, как «дружок» у меня в штанах пошёл навытяжку, - попка у неё, однако – что надо! Взасос бы зацеловал!
Однако приключения себе на задницу нашла отнюдь не секретарша.
Мне подали чай.
Поскучайте тут пока минут десять, - предложила Ирина, явно не собираясь составлять мне компанию.
Она вышла.
- Хорошо ещё, что поверенной Марины Геннадьевны является молодая симпатичная женщина, а не какая-нибудь страхолюдина под шестьдесят, - подумал я, попивая терпкий ароматный чай, - было бы обидно вдвойне, если бы такая бабуся мне лозанов «выписала». А то и мужлан какой-нибудь. Хотя – нет! Мужику я бы просто не дался! Хоть сажай меня, хоть вешай! Лучше – смерть!
Вернулась Ирина.
- Идёмте.
Я поставил на стол недопитый чай, поднялся и, вздохнув, последовал за секретаршей. На экзекуцию!
Ирина привела меня в комнату на втором этаже. Она включила свет и прикрыла за нами дверь.
Из мебели только пара кресел. Шторы плотно задёрнуты. Посреди комнаты – широкая деревянная скамья. У изголовья – табурет, на котором аккуратно разложены десятка два длинных мокрых прутьев.
У меня дух захватило!
Розги!
- Подойдите к скамейке, - велела дама.
Я повиновался.
- Спускайте штаны.
Предложение было, в общем, ожидаемым и вполне резонным. Наказывать мокрыми прутьями через брюки было бы как-то нелогично. Однако я растерялся.
- Может быть, не надо, Ирина Александровна, - глупо пролепетал я, чувствуя себя нашкодившим сопляком перед строгой мамкой с ремешком.
- Надо, Федя, надо, - ответила секретарша фразой из известного фильма, - и давайте-ка без пререканий! Я не собираюсь вас уговаривать.
Вздохнув, я расстегнул «молнию» и спустил джинсы до колен.
- Трусы тоже, - велела Ирина, наблюдая за этим «стриптизом».
- Стесняюсь, - пролепетал я, опустив глаза в пол.
От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю.
- К медсестре на укол приходите – не стесняетесь?!
- Н-н-нет.
- Ну, так и здесь не надо. Считайте, что я – медсестра.
Я, молча, спустил трусы.
«Медсестра» взяла в руки один прут, пропустила его сквозь кулак, стряхивая солёную влагу, и сделала пару-тройку «холостых» взмахов – проверяя гибкость. Розга со свистом рассекла воздух.
Оставшись довольна результатом, секретарша положила прут на место и взяла в руки следующий, с которым проделала те же манипуляции.
Стоя со спущенными штанами, я, затаив дыхание, слушал свист проверяемых розог. Ягодицы под подолом рубашки покрылись «гусиной кожей», сердце колотилось, как теннисный мяч – от осознания близкой порки.
Наконец, все прутья прошли тщательную проверку. Вымоченные в солёной воде, они были идеально гибкими и, как нельзя лучше, подходили для предстоящего наказания.
- Ложитесь на скамейку.
Я закрыл глаза и, собираясь с духом, сделал несколько глубоких вдохов, после чего решительно лёг на живот. Приподняв таз, задрал рубашку – полностью заголив попу перед абсолютно чужой мне женщиной.
Ирина взяла в руки прут и встала сбоку.
- Готовы, - спросила она, - делая пару «пробных» взмахов в воздухе.
- Секундочку, Ирина Александровна.
Поёрзав, я сдвинул ноги вместе и, обхватив руками голову, вытянулся в струну.
- Секите.
Гибкая розга запищала в воздухе.
- Ж-ж-ж-и-и-г.
- А-а-а-а..., - вскрикнул я, каждой клеточкой своего тела почувствовав, как загорелась задница.
Поперёк ягодиц выступила алая полоска.
- Не надо так голосить, - сказала секретарша, - это ещё не больно.
Я стиснул зубы.
Розга с тоненьким свистом заходила по голому заду.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Работая только локтем и кистью, Ирина невысоко заносила прут и резко, с оттяжкой, стегала.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Было довольно больно, но, пока ещё, терпимо.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Я молчал, жмурясь и вскидывая голову каждый раз, как розга обжигала ягодицы.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Наверное, так в старое «доброе» время секли школяров.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Неожиданно розга прекратила свой танец.
- У-у-уф! Неужели – всё, - подумал я с надеждой.
- Лежите спокойно, сударь, - сказала Ирина, заметив, что я поднял голову, - это только начало.
Внимательно осмотрев прут, тонкий конец которого был весь измочален от интенсивного использования, секретарша бросила его на пол и взяла в руки свежий.
Я опять вытянулся в струну и обхватил руками голову.
Ирина перешла на противоположную сторону.
Снова прут запел свою песню.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Секретарша полосовала мои «булки» поочерёдно – стегая то по одной, то по другой ягодице.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Время от времени тонкий секущий конец розги попадал между ягодиц. Это было очень больно.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Опять измочаленный прут полетел на пол.
- Ну, держись, казачёк, - сказала Ирина, беря в руки очередную розгу, - сейчас будет больнее.
- Зачем больнее-то, - в ужасе спросил я, подняв голову.
- Это наказание, дружок, - ответила секретарша, делая «холостой» взмах, - до сих пор я вам только попочку разогревала.
- Не на…
Мой возглас был прерван резким свистом розги.
- Ж-ж-ж-и-и-г.
- А-а-а-а…
Моя ошпаренная попа закрутилась юлой.
- Нечего вилять задом, как проститутка, - прикрикнула на меня Ирина, - вы ведь мужчина, в конце концов! Терпите!
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Теперь она, занося розгу за спину, стегала с плеча.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Боль была адская – казалось, что зад шпарят крутым кипятком.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
В таком темпе меня секли довольно долго. Меняя розги, секретарша не забывала каждый раз переходить на противоположную сторону.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Я, прикусив губу, молча терпел порку, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.
А меня секут! А меня секут! Секут! Секут! Секут!
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Р-р-розгами! Р-р-розгами! Р-р-розгами!
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Очередной измочаленный прут летит на пол.
Я лежу, ожидая продолжения.
Однако пауза затянулась.
Я поднял голову.
Ирина, нагнувшись над табуретом, аккуратно делит оставшиеся прутья на пучки – по паре в каждом – и берёт в руки первую пару. Два прута – вместе.
Сердце у меня провалилось куда-то внутрь.
- Не на-а-а-адо!
- Это вам «под занавес» ответила секретарша, делая «пробный» взмах, - на всю оставшуюся жизнь запомните, как воровать у хозяйки.
- Я не вы…
- Ж-ж-ж-и-и-г.
- Ой, мамочки-и-и-и…
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
- Больно-о-о-о…
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Теперь она порола меня со всей дури – приседая при каждом взмахе.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
- Р-р-розог воришке, - приговаривала секретарша, жаря прутьями мою жопеню.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
- Больно-о-о-о…
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
- Р-р-розог! Р-р-розог! Р-р-розог!
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Измочаленные прутья полетели на пол.
Ирина взяла в руки следующую пару и перешла на противоположную сторону.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
- Р-р-розог! Р-р-розог! Р-р-розог!
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Я заплакал. Сначала тихонько. Потом сильнее.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Я уже рыдал во весь голос.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Ирина не обращала на мои стенания ни малейшего внимания – секла, как сидорову козу.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
- Да, не напрягайтесь вы так, сударь мой, - вдруг посоветовала она, меняя очередные прутья, - лежите спокойно, расслабьтесь, дышите глубже – как при хорошей клизме, когда терпеть уже невмоготу, а до конца ещё далеко. Легче будет.
- Спасибо тебе – «добрая» фея, - не без иронии ответил я сквозь слёзы.
Секретарша продолжила порку.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Я, однако, послушался. Постарался расслабиться – насколько это было возможно под жалящими прутьями. Стал глубоко дышать.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Свист гибких солёных розог, которыми меня секли, стал чередоваться с моим шумным глубоким дыханием.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Действительно – стало немного легче.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Остаток экзекуции я терпел молча.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Ирина взяла в руки два последних прута.
- Ещё десяточек, - объявила секретарша, делая «пробный» взмах, - и довольно.
И всыпала мне напоследок.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
- Просить «добавки» не буду, - не без иронии подумал я, жмурясь под розгами.
- Ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г, ж-ж-ж-и-и-г…
Выпоров меня, как холопа на барской конюшне, секретарша отбросила измочаленные прутья.
- Наказание окончено, Вениамин.
Она вышла из комнаты.
Я лежал на скамейке, приходя в себя после экзекуции.
Вся моя задница была изрисована вздувшимися лилово-синими полосами. Белого места не осталось абсолютно. Ягодицы были просечены до кровавых волдырей.
Морщась от боли, я поднялся со скамьи – на которой меня пороли – и с большим трудом натянул штаны. Сделав несколько шагов, застонал – кровавые волдыри прилипли к трусам и моя, и без того горевшая, задница заполыхала так, будто к ней раскалённую сковороду приложили. От одной лишь мысли о том, как я буду добираться домой – с пылающим задом – хотелось расплакаться.
Ирина распрощалась со мной без лишних церемоний – ей надо было ещё убрать в комнате, где она меня, по велению хозяйки, секла.
Думаю, нет нужды описывать, как я добрался, а потом две недели ставил компрессы на поротую задницу. Скажу лишь, что в понедельник Марина Геннадьевна отпустила меня с работы на целых десять дней – с сохранением зарплаты. И причина была вполне уважительная – я элементарно не мог сидеть. Хотя наказала она меня – прямо скажу – за дело.
С тех пор уже много воды утекло. Я давно сменил регион проживания и несколько раз менял работу. Многого из того времени уже и не помню. Но хозяйкину порку помню прекрасно! С тех пор чужого не беру. И не нанимаюсь туда, где заправляет ЖЕНЩИНА.