- Ксюх, смотри, вот фотка с телефона одной из наших разведчиц. Они охотились на местных дачников, и увидели ещё один летний лагерь неподалёку.
- И чё? Этот лагерь есть на всех картах. Странные у тебя разведчицы.
- Вообще-то, это твои, - парировала Лена, - они пробрались на территорию во время тихого часа и отфоткали там всё.
- Блин, нафига? Мы что будем нападать на этот лагерь? Зачем он нам сдался? Пусть мои девочки и дальше фейсситтят местных огородников, я же не против. Но нападать на соседей смысла не вижу.
- А ты вот сюда повнимательнее посмотри, может и увидишь.
- Ну и что? Доска почёта с фотками лиц.
- Посмотри на фото директрисы лагеря. Узнаёшь?
- Блин! Какого чёрта она делает в этом лагере? Она же…
- Вот, вот. И я о том же. Помнишь, как она тебя ссадила с двух парней, когда ты умудрилась их оседлать, будучи в нежном возрасте? А как она их родителей вызвала? Как орала на тебя, помнишь?
- Помню. Собирай всех.
- Так что, всё-таки решила напасть на лагерь?
- Ага. Надо откаддафить эту тварь.
Весь день в штаб стекались разведданные о наличии охраны на территории соседнего лагеря, о количестве собак, количестве отдыхающих, вожатых, а также об обслуживающем персонале, телефоне, радио, интернете и коммуникациях. К вечеру постепенно вырисовывался план захвата. Было решено провести так называемое «тематическое заражение» отдыхающих девушек, а также девушек-вожатых. Оно подразумевало их принудительное вовлечение в тему с посадкой на лицо всему мужскому населению лагеря. И самое главное, нужно было это всё проделать на глазах у обезумевшей директрисы, которая несколько лет назад имела неосторожность обломать мне кайф.
Как оказалось, собаки в количестве двух особей были на цепи. Ещё было двое охранников без спецподготовки. На следующий день на их обезвреживание отправилось восемь девиц из Ленкиного отряда. Они молча поднялись на КПП и даже не пытались пройти через ворота. Уже через несколько минут пришла информация, что эти двое сотрудников ЧОПа связаны скотчем, во рту у них девчачьи трусики, а их собаки примотаны скотчем к забору. Видимо они просто намотали цепь, подтянув их к забору, а затем попытались протянуть овчарок сквозь стальные прутья. Но собаки там застревали и не пролазили.
А потом девочки вспомнили, что нельзя обращаться с животными жестоко, и решили поступить с ними гуманно – примотать их к забору скотчем, отцепив их от ошейника. На собачьи визги и лай пришло поглядеть несколько сотрудников лагеря. Наши девочки их заметили, связали им руки и ноги своими лифчиками и в назидательной форме велели дожидаться своей участи в собачьих будках. После предварительной подготовки на территорию лагеря отправился мой отряд боевых девок. Они решили перелезть через забор, чтобы не делать крюк к главным воротам. Наши девушки-вожатые не поленились и обошли территорию, чтобы зайти как положено, через главный вход. Судя по реакции местной бублики, нас там не ждали.
Пацаны поначалу не поняли, почему наши девки их избивают, накидываясь по трое на одного. В ход шли только грязные и подлые приёмчики: удары по яйцам, в кадык, по ушам и глазам. А особо стойкие парни из старшего отряда познакомились с ударной техникой «дубинка омоновца». По всей видимости девки вернули не весь инвентарь из прошлой истории и решили воспользоваться им. На всю эту свистопляску повыскакивали местные парни-вожатые. Их согласно разведданным было четверо. Но на их пути оказались наши девушки-вожатые, вооружённые дезодорантами и зажигалками.
К тому времени девки из моего отряда разобрались с представляющими опасность парнями и связали их своими трусиками. Они бежали нам навстречу, и эти парни-вожатые оказались как бы в кольце. У них появился выбор: сражаться с моими девками или же слегка подкоптиться. И тут они неожиданно легли на землю и положили руки за голову. Они стали смотреть по сторонам и увидели, как наши девки из других отрядов открыли пожарный гидрант, размотали рукава и принялись сбивать всех неугомонных струёй воды.
А я тем временем принимала бразды правления. Оседлав двух охранников, я попросила освободить овчарок и снова взяла их на поводок. Я восседала на этих ЧОПовцах как когда-то раньше на парнях из своего отряда: они шли рядышком плечом к плечу, а я сидела на них, широко разведя ноги в стороны. Поняв, что ничего поделать невозможно, они заботливо предложили поддержать меня, чтобы я с них не свалилась. И когда я въехала вглубь территории лагеря, восседая на двух охранниках и с овчарками на поводках, все представляющие угрозу особи мужского пола уже были связаны и обильно смочены из пожарного гидранта.
На весь этот шум из своего кабинет повыскакивала директриса. Она носилась и орала, пытаясь разобраться, что происходит, почему в лагере не работают телефон, интернет и радио. Она попыталась позвонить по мобильному, но струя из гидранта не позволила ей это сделать. Затем она увидела меня. Она стояла как мокрая курица и не знала, за что хвататься: то ли за сердце, то ли прикрыть некоторые части мокрого сарафана. Я подъехала к ней ближе. Она присмотрелась и узнала меня. Только на этот раз я была в трусиках. Не слезая со своих «коней» я крикнула ей:
- Соскучилась по мне?
Она стала пятиться назад и чуть не упала. Ужас в её глазах был красноречивее любых междометий.
- Девочки, покажите ей видео, где вы жёстко насилуете ребят из спецподразделения. Пусть она посмотрит, что будет, если она дозвонится в полицию.
Ей сунули под нос экран смартфона, и она тут же расплакалась. Я слезла со своих коняшек. Мои девочки отстегнули ошейники от собак и пристегнули их на шеи охранников. Собаки тут же смылись, а охранники покорно ждали своей участи. Директриса стала оглядываться по сторонам – бежать ей было некуда.
- Вы кто все такие, - прохрипела она, - что вам всем от нас надо?
- Вот сейчас дурочку включать вообще не вариант. Мне нужно, чтобы ты проговорила громко и чётко, для чего я здесь, и почему весь твой лагерь валяется на траве связанный. Просто моим девочкам интересно, что побудило меня захватить соседний лагерь? Не то, чтобы они были против. Просто наверняка им хотелось бы выслушать тебя.
- Я не помню, как там тебя зовут, но ты была в числе отдыхающих, когда я была директором другого лагеря. Это было лет 5-6 тому назад. Мне доложили, что на территории происходит разврат. И что источником разврата являешься ты. Я сообщила куда следует, вызвала родителей, с тобой работала наша психолог. Потом ты снова влилась в коллектив. И всё хорошо закончилось. И я не понимаю в чём проблема…
- Отлично. Но нужно задать уточняющий вопрос: помните ли вы, что происходило в период между доставкой меня в ваш кабинет и приездом родителей? Это очень важно.
- Конечно помню. Я провела с тобой воспитательную работу.
- А как именно вы это делали?
- Я уже и не помню…
Пришлось мне подать условный сигнал, чтобы девушка с бранзбойтом помогла директрисе восстановить пробелы в памяти. Струя холодной воды ударила в спину директрисе, и сшибла её с ног. Девушка снова закрыла вентиль, и мы продолжили разговор.
- Всякий раз, когда вы будете врать, вон та девушка будет вас обильно смачивать. Теперь давайте ещё раз: как именно вы дали мне понять, что моё поведение не совсем корректно?
- Я на тебя орала.
- Замечательно! Вот видите, это же так просто – взять и озвучить истину. А я при этом что-то говорила?
- Да. Ты жаловалась на звон в ушах и просила говорить потише.
- А вы что же? Прислушались?
- Нет. Я старалась кричать ещё громче, чтобы у тебя сильнее звенело в ушах.
- Вот видите, какая нелицеприятная хрень вырисовывается: оказывается, мы здесь все собрались из-за моего звона в ушах, который был 5-6 лет тому назад. Глупость, не правда ли?! Другая бы на моём месте и не вспомнила про этот звон. А я вот вспомнила и решила зайти к вам в лагерь. Но самое главное, что вы были тогда правы. Вы делали всё правильно. Нужно было на меня кричать. И у вас очень даже хорошо получалось.
- Так в чём тогда проблема? Чего ты припёрлась?
- Проблема в том, что вы тогда не осознавали: а что будет, если вы будете кричать и не докричитесь. Если не будет никаких результатов от вашего ора, то будут ли последствия для вас. Это всё сводится к вопросу «а нужно ли лечить?». Вы тогда решили, что лечить нужно, нужно перевоспитывать. Но у вас не получилось.