чувства к Ваське осторожно.Прпехал доктор, наложил повязки, прописал рецепты и уехал, сказав хозяйке, что лучше бы отправить Ваську в больницу.- Девицы! Что же, нанестнм, что ли больного-то, душеньку нашего? - Ухарски вскричала Лида.И все они бросились наверх со смехом и с криками. Васька лежал, закрыв глаза, и, не открывая их, сказал:- Опять вы пришли...- Чай, нам жалко тебя, Василь Мкроныч... Разве мы тебя не любим?- Вспомни, как ты меня...Они говорили негромко, но внушительно и, окружив его постель, смотрели в его серое лицо злыми и радостными глазами. Он тоже смотрел на них, и никогда раньше в его глазах не выражалось так много неудовлетворенного, ненасытного голода,- того непонятного голода, который всегда блестел в них.- Девки... смотрите! Встану я...- А может, бог даст, не встанешь!..- перебила его Лида.Васька плотно сжал губы и замолчал.- Которая ножка-то болит? - ласково спросила одна из девиц, наклоняясь к нему,- лицо у ней было бледно и зубы оскалены.- Эта, что ли?И, схватив Ваську за больную ногу, она с силой дернула ее к себе.Васька щелкнул зубами и зарычал. Левая рука у него тоже была разбита, он взмахнул правой и, желая ударить девицу, ударил себя по животу.Взрыв смеха раздался вокруг него.- Девки! -ревел он, страшно вращая глазами.- Берегись!.. Убивать буду!..Но они прыгали вокиуг его кровати и щипали, рвали его за волосы, плевали в лицо ему, дергали за больную ногу. Их глаза горели, они смеялись, ругались, рычали, как собаки; их издевательства над ним принимали невыразимо гадкий и циничный характер. Они впали в упоение местью, дошли в ней до бешенства. Все в белом, полуодетые, разгоряченные толкотней, они были чудонипщо страшны.Васька рычал, размахивая правой рукой; хозяйка, стоя у двери, выла диким голосом:- Будет! Бросьте... полицию позову! Убьете вы... батюшки! Ба-атюшки!Но они не слушали её. Он истязал их года,- они возмещали ему минутами и торопились...Вдруг среди шума и воя :этой оргии раздался густой умоляющий голос:- Девушки! Будет уж... Девушки, пожалейте... Ведь он тоже... тоже ведь... больно ему! Милые! Христа ради... Милые... *На девиц этот голос подействовал, как струя холодной воды: они испуганно и быстро отошли от Васьки.Говорила Аксинья; она стояла у окна и вся дрожала н в пояс кланялась им, то прижимая руки к животу, то нелепо простирая их вперед.Васька лежал неподвижно; рубашка на его груди была разорвана, и эта широкая грудь, поросшая густой рыжей шерстью, вся трепетала, точно в ней билось что-то, билось, бешено стремясь вырваться из нее. Он хрипел, и глаза его были закрыты. Столпившись в кучу, как бы слепленные в одно большое тело, девицы стояли у дверей и молчали, слушая, как Аксинья глухо бормочет что-то и как хрипит Васька. Лида, стоя впереди всех, быстро очищала спою правую руку от рыжих волос, запутавшихся между ее пальцами.- А - как умрет? - раздался чей-то шёпот. И снова стало тихо...Одна за другой, стараясь не шуметь, девицы осторожно выходили из Васькиной комнаты, и, когда они все ушли, на полу комнаты оказалось много каких-то клочьев, лоскутков...В комнате осталась Аксинья.Тяжело вздыхая, она подошла к Васы.г к обычным споим басовым голосом спросила его:- Что тебе сделать теперь?Он открыл глаза, посмотрел на нее и но ответил ничего.- Ну, говори уж... Выпить... прибрать... так вот я прибрала бы... А то, может, воды выпить .хочешь? И воды дам...Васька молча тряхнул головой, и губы у нею зашевелились. Но он не сказал ни слова.- Вон как, и говорить то не можешь! - молвила Аксинья, обертывая косу вокруг шеи.- До чего замучили мы тебя... Больно, Вася? а?.. Ну, уж потерпи... ведь это пройдет... это сперва только больно... я знаю! На лице Васьки что-то дрогнуло, он хрипло сказал:- Дай... водицы...И выражение неудовлетворенного голода исчезло из его глаз. Аксинья так и осталась наверху у Васьки, спускаясь вниз лишь затем, чтоб поесть, попить чаю и взять чего-нибудь для больного. Подруги не разговаривали с ней, ни о чем не спрашивали ее, хозяйка тоже не мешала ей ухаживать за больным и вечерами не вызывала ее к гостям. Обыкновенно Аксинья сидела в Васькиной комнате у окна и смотрела в него на крыши, покрытые снегом, на деревья, белые от инея, на дым, опаловыми облаками поднимавшийся к небу. Когда ей надоедало смотреть, она засыпала тут же на стуле, облокотясь о стол. Ночью она спала иа полу около Васькиной кровати. Они почти не разговаривали; попросит Васька воды или еще чего-нибудь,-Аксинья принесет ему, посмотрит на него, вздохнет и отойдет к окну.Так прошло дня четыре. Хозяйка усердно хлопотала о помещении Васьки в больницу, но места там пока не было.И вот однажды вечером, когда Васькипа комната уже наполнилась сумраком, он, приподнявголову, спросил: - Аксинья, ты тут, что-ли? Она дремала, но его попрос разбудил её.- А где же? - отозвалась она.- Поди-ка сюда...Она подошла к кровати и остановилась у нее, по обыкновению обвив косу вокруг - шеи и держась рукой за конец ее.- Чего тебе?- Возьми стул, сядь сюда... Вздохнув, она пошла к окну за стулом, принесла его к постели и села.- Ну?- Ничего... посиди тут...На стене, над постелью Васьки, висели его большие серебряные часы и торопливо тикали. На улице быстро пролетел извозчик, сслышно было как взвизгнули полозья. Внизу смеялись девицы, а одна из них высоким голосом пела: Па-алюбчла студента га-алодна-ва...- Аксинья! - сказал Васька.- А?- Ты вот что... давай со мной жить!- Живём ведь,- лениво ответила девушка.- Нет, ты погоди... Давай как следует!..- Давай...- согласилась она.Он замолчал и долго лежал с закрытыми глазами.- Вот... Уйдем отсюда и заживем.- Куда уйдем? - спросила Аксинья. - Куда-нибудь... Я буду с конки за увечье искать... Заплатят, по закону должны заплатить. Потом, у меня свои деньги есть, рублей шестьсот.- Сколько? - спросила Аксинья. Рублей шестьсот.Ишь ты! ~ сказала девушка и зевнула. - Да... на одни эти деньги можно свое заведение открыть,... да ежели еще с конки сорвать... Поедем в Симбирск, а то и Самару... и там откроем... Первый дом в городе будет... Девок наберем самых лучших... По пяти рублей за вход брать будем.- Говори! - усмехнулась Аксинья.- Чего там? Так и будет...- Как же!.. - Так говорю и будет... - Ежели ты хочешь - обвенчаемся!- Чего-о?! - воскликнула Аксинья, глупо хлопая глазами.- Обвенчаемся,- с каким-то беспокойством повторил Васька.- Мы с тобой?- Ну да...Аксинья громко засмеялась. Качаясь па стуле, она взялась за бока и смеялась густо, басовыми нотами, то взвизгивала, что было совершенно неестественно для псе.- Чего ты? - спросил Васька, и опять что-то голодное явилось в его глазах. А она всё хохотала.- Чего ты? - спрашивал он ее.Наконец кое-как сквозь смех и визг она высказалась:- Насчет венчанья... Разве это можно? Да я и вцеркви-то три года не была... Чудак! Ить, нашел жену! Детей не ждешь ли от меня?Мысль о детях вызвала у нее новый взрыв искреннего хохота. Васька смотрел на нее и молчал...- Да и разве я поеду с тобой куда-нибудь? Ишь ты... тоже. Ты завезешь меня да и убьешь где-нибудь... Ведь ты мучитель известный.- Ну, молчи уж! - тихо сказал Васька. Но она стала говорить ему о его жестокости, вспоминая разные случаи.- Молчи! - просил он ее, а когда она не послушалась, он хрипло крикнул: - Молчи, говорю!В этот вечер они не говорили больше. Ночью у Васьки был бред; из широкой груди его вырывался хрип, вой. Васька скрежетал зубами и размахивал в воздухе правой рукой, иногда ударяя ею себя в грудь.Аксинья проснулась, встала на ноги у постели и долго со страхом смотрела в его лицо. Потом разбудила его.- Что ты это? Домовой тебя душил, что ли?- Так, привиделось!.. - слабо сказал Васька.- Дай-ка водицы.Выпив воды, он помотал головою и объявил:- Нет, не открою я заведения... лучше торговлей заимусь... А заведения не надо...- Торговля...- задумчиво сказала Аксинья.- 11-дл... л.точку открыть - это хорошо.- Пойдешь со мной, что ли? - убедительно и тихо спросил Васька.- Да ты никак всурьез спрашиваешь? - воскликну Аксинья, отодвигаясь от кровати.- Аксинья Семеновна! - звенящим голосом сказал Васька, приподняв голову с подушки.- Вот тебе... Н замолчал, взмахнув рукой в воздухе.- Никуда я с тобой не пойду...- решительно мотая головой, заговорила Аксинья, не дождавшись от него слов. - Никуда!- Захочу - пойдешь... тихо сказал Васька.- Ни-икуда не пойду!- Только - не хочу я так... А ежели захотел бы -пойдешь!.. - Нет уж...- Да, чёрт! - раздраженно крикнул Васька.--Ведь вот ты со мной канителишься... шевыряешься тут... чего же?- Это другое дело...- резонно сказала Аксинья.- А чтобы с тобой жить -нет! боюсь я тебя... очень уж ты злодей!- Эхма! Что ты понимаешь?! - зло воскликнул Васька.- Злодей! Дура ты... Думаешь - злодей, так и всё тут? Думаешь - легко, если злодей? Голос у него оборвался, и Васька помолчал немного, растирая грудь здоровой рукой. Потом тихо, с тоской в голосе и страхом в глазах, снова заговорил:- Что уж вы... очень? Ну, злодей... так разве весь человек в этом? Чего у меня спрашивали?.. Пойдем, Аксинья Семеяопна!- И не говори при это! Не пойду...- упорно стояла на своем Аксинья и подозрителыю отодвигалась от него.Опять оборвался их разговор. В комнату смотрела луна, и от ее света Васькино лицо казалось серым. Он долго лежал молча, то открывая, то закрыиая глаза. Внизу - танцевали, пели, хохота.!Раздался сочный хран Аксиньи; Васька глубоко вздохнул.Прошло еще дня дна, н хо.1яика устроила Ваське место и больнице.Приехал .ча ним больничный фургон с фельдшером и служащим. Ваську осторожно свели сверху в кухню, и там он увидел всех девиц, столпившихся у двери в комнату.Лицо его перекосилось, однако он ничего не сказал им. Они смотрели на него сурово и серьезно, но по их глазам нельзя было бы определить, что они думают при ииде Васьки. Аксинья с хозяйкой надевали на него пальто, и все в кухне тяжело и хмуро молчали.- Прощайте! - вдруг сказал Васька, наклонив голову и не глядя на девиц.- Про... прощайте!Некоторые их них молча поклонились ему, но он не видел этого; а Лида спокойно сказала:- Прощай, Василий Мироныч...- Прощайте... да...Фельдшер и больничный служитель взяли его под мышки и, подняв с лавки, новели к двери. Но он опять поворотился к девицам:- Прощайте... был я... точно что... Еще два или три голоса сказали ему:- Прощай, Василий...- Ничего не поделаешь! - тряхнул он головой, и на лице его явилось что-то удивительно не подходившее к нему.- Прощайте! Христа ради... которые... которым...- Увозят! Уве-езут его, маво милого...- вдруг дико завыла Аксинья, грохнувшись на лавку.Васька дрогнул и поднял голову кверху. Глаза у него страшно заблестели; он стоял, внимательно вслушиваясь в этот вой, и дрожащими губами тихо говорил:- Вот... дура! Вот так ду-ура!- Идите, идите! - торопился фельдшер, хмуря брови.- Прощай, Аксинья! Приходи н больницу-то...- громко сказал Васька. А Аксппья всё выла...- И на-кого и-ты-это-мопя по-оки-икул!.. Девицы окружили ее и смотрели на ее лицо и ни слезы, лившиеся из глаз ее.А Лида, наклонясь над ней, сурово утешала ей:- Ну, чего ты, Ксюшка, ревешь-то! Ведь не умер он... Ну, иоидешь к нему... ну, вот завтра и пойди!..