Я представил как тётя Яна стонала при этом; в глазах стало темнеть, я почему-то резко встал, сделал пару шагов по комнате в никуда и остановился.
Было чувство, что у меня 39 и всё тело ломит. Эти картинки крутились в голове и не давали покоя. Чувство разорвать тётю Яну, сменилось чувством защитить её, но у меня не было объяснения, что это такое и я не понимая, злясь, горя всем телом, сел обратно.
Следующая фотография. Тетя Яна всё также висит, растянутая этими четырьмя. Но теперь фотограф залез ей между ног. Я вдруг осознал, что смотрю на тёти Янину писечку, точнее.. я смотрю на nu3ду тёти Яны. Бордовая, без единого волоска, с блестящими валиками губ, которые разошлись так сильно, что в бело-красном огромном разрезе, была открыта дырка и в её глубине виднелись валики блестящей тёмной кожи. «Влaгaлище»… Это влaгaлище тёти Яны закрутилось в моей голове. Мысль о том что я вижу nu3ду тёти Яны, с открывшимся влaгaлищем свела низ живота так сильно, что я почувствовал, как почему-то внизу меня, начало пульсировать, а напряжение в животе чуть спало, и стало даже приятно. Странно, но теперь фотография не вызывала ярости, наоборот, она мне даже начинала нравиться, а ведь ещё секунд 15 назад, я был готов их всех порвать.
На следующей фотографии тётю Яну уже никто не держал; но я почувствовал как мои штаны затрещали. Тёти Янины ноги, были согнуты в коленях и до упора разведены по сторонам. Их держала верёвка, которая уходила за её спину и сильно впивалась в кожу. Тёте Яне в попу уходил огромный толстый блестящий крюк из стены, на котором она и держалась на ней, ну если не считать верёвку, которой она была привязана за шею. Сиси тёти Яны всё также были похожи на два сине-белых с алыми подтёками шара из которых сильно торчали багровые огромные соски.
Груди казались твёрдыми и горячими. На одной было нацарапано вилкой «Бл%дь», а из букв кое где стекали капельки крови. Вся другая сисечка… нет, «Дойка». Да именно этим словом отец моего друга назвал груди женщины на рекламном плакате, когда подвозил нас из школы. И именно дойка тёти Яны, была в бордовых и синеватых подтёках и ожогах, от днищ кружек с горячим чаем и со всей силы ставленых кружек с пивом. Казалось, её груди трещали по швам. Но давила на низ живота сильнее всего тёти Янина nu3да, точнее влaгaлище, из которого в стороны торчали широкие крюки, прибитые к стене натянутой верёвкой и раздвигающие дырку так сильно, что было видно абсолютно всё, находящееся в nu3де тёти Яны. Я опять почувствовал как в животе начинает невыносимо кружиться, а на моей губе почему-то слюна. Надо сказать что вся тётя Яна была исписана и исцарапана. Я мог прочитать надписи: «Паша в ней был» или «её eбamь туда» со стрелочкой в попу и всё в этом роде.
Вокруг неё на стене были приколоты фотографии висящей тёти Яны и стоящих радом с ней разных людей. Одни просто стояли, другие тянули груди… дойки, да именно, оттягивали тёти Яне дойки; третьи совали руки в тётю Яну. А один заканчивал рисовать вокруг её nu3ды круги, в виде мишени. Следующая фотография проливала свет зачем.
В зажмурившеюся тётю Яну, летела обычная зажигалка, брошенная метров с пяти мужиком с усами. Как я понял, по видневшемуся в её влaгaлище чупа-чупсу, красным царапинам на лобке и валяющимися на полу под ней разным штучкам, нужно было попасть чем-нибудь именно в nu3ду тёти Яны. Но не это поразило меня. Стена на которой она висела, была крайне длинной и на ней в разных позах были подвешены ещё люди. Бурю в моём животе сменила недопонятость момента. Я стал судорожно листать фотки вперед, ища ответ. И вот на последней; тётя Яна, моя мама!?… и ещё много голых, изнасилованных, но абсолютно счастливых мужчин и женщин, стояли вокруг непонятной трибуны с одетыми людьми и что-то кричали… Я откинулся на диван. «Что за!?..». Закрыл фотографию. Голова как-то тепло подкруживалась. Я сидел и просто смотрел в монитор.
Оказалось, все эти фотографии были в папке, называющейся «Эро – акция посвящения в садо». Я попробовал пораскинуть своими, вновь включившимися 10 летним мозгами. Ответ был школьно-однозначным: «Э – почти последняя буква алфавита…», что значило, папка в которой я нашёл эти фотографии скорее всего первая с названиями «Эро». Я метнулся к буку и убедился, что оказался прав на все сто. Папки, называющиеся «Эро» только начинались. Я почувствовал как улыбка растягивается не только на моём лице, и открыл «Эро – было проспорено».
Глазами я поймал миниатюрки фотографий в которых тётя Яна была без юбки на фоне городского кремля; стояла со спущенными трусиками на нашей площади на закате; просовывали груди в решётку перил на мосту; сидела голой попой на снегу раздвинув ноги у входа в местный супермаркет и ещё куча фотографий с полуголой тётей Яной. Я почти уже выбрал ту фотографию, которую больше всего хочу рассмотреть, как услышал шаги, возвращавшихся тёти Яны и мамы. Что-то холодной упало во мне. Мелко трясущимися руками я судорожно, еле попадая и стопорясь закрыл фотографии, как дверь открылась и быстро появились мама и тё.. Яна, просто Яна – 24 летняя, для меня взрослая женщина, ножки, попу, груди… нет, дойки и nu3ду с влaгaлищем которой я видел полминуты назад.
«Ну как ты?» громко зазвенела мама. Вязкая слюна в горле не давала сказать сразу. «Норма», смог выдавить я и наконец то взглотнул через язык. «Во что играл Зарик?» почти сразу озорно окутала Яна. «А нет, я не играл», выдал я неожиданно для себя же, «что-то не хотелось». И тут, за долю секунды, я почему-то подумал, что заданное домашние задания, оценки в школе, модные джинсы, прячущееся курение за углом, причёски по утрам с лаком и гордое прохождение мимо девчонок за партами это всё.. Это всё это осталось в той жизни, за секунду до сейчас, и уже почему-то не важно для меня теперь. Я улыбнулся над всем этим мысленно, и как оказалось не только мысленно. «Во как!», слегка улыбаясь растворила мои мысли Яна, «ты не стал играть в компьютер?! Почему?». Я взглянул, ну пусть будет на «тётю» Яну; теперь мне начинало нравиться называть её именно так, и увидел.. нет, я правда, именно увидел, как её глаза ждут от меня ответа и она знает что я должен ответить, а самое главное, я знаю как и что она ждёт от меня. Начиная глазами улыбаться, я весело замотал головой, скидывая свою напряженность, «не стал Ян, просто не интересно почему-то» и почувствовал как глубоко и влюблено посмотрел на тётю Яну.
Похоже что теперь, слюна мешала ответить ей. Она стояла с широко открытыми глазами и, то смотрела на меня, то переводила взгляд на маму. Яна похоже всё поняла, и наверное почувствовала. В секунду она, как то странно повернула голову и хищно моргнула сменив выражение на какое-то, на порядок мудрое и немного острое; выдавила: «ты.. вырос.. так быстро…»; и я почувствовал как взгляд Яны проникает в меня; в мои глаза в мои волосы, в кожу, в каждую каплю моей крови, я так сильно её почувствовал, и в туже секунду я вдруг увидел новую пропасть, следующую, между нами, которую не видел до теперь и которую мне ещё нужно прожить; шагнув в неё, я вдруг сразу узнал, как если бы всё время знал то, что она - Яна, «видит» меня как сказочное рождение, как что-то неземное красивое, ровно также как «вижу» её и я. «Потом расскажешь», вдруг оборвала Яна и присев рядом с маминой челюстью предложила поиграть. «М-м-да, расскажу» ответил я, тоже улыбнулся и перевёл тему.
Весь вечер мы втроём играли в башенку-бирюльку на желания. В желтом полусвете торшера палочки башенки то и дело рассыпались подпрыгивая на лаке стола, а мы смеялись и веселились, придумывая всё новые задания друг для друга. И я и мама, и тётя Яна, мы были как одна родная семья, понимая с полуслова. Время тоже играло, вытаскивая минуты, и часы из наших башенок, и вот уже где-то в тёмной глубине комнат, заиграл гимн. Было уже поздно, но самое хреновое, - было пора уходить домой.
Тётя Яна провожала нас так грустно, как будто у неё закончился день рождения, и настаёт время, снимать наряды, убирать столы и мыть посуду. Она завернула нам весь оставшийся пирог, который приготовила сама, для нас, и я обязательно должен отметить, пирог был просто обалденно вкусным. «Нет Ян, не весь, нужен нож, я разрежу на пополам…» сказал я, по хозяйски взял из Яниных рук пирог и пошёл на кухню,