и думала, что если пройдет еще минута и Роман Борисович не даст о себе знать, то уйдет и больше уже никогда сюда не вернется.
Неподалеку, под могучей, ветвистой липой старики «гоняли» свое домино, азартно стуча костяшками по столу.
- Смотри-ка, новая профурсетка нарисовалась, никак к Ромке - пианисту, только его бляди часами по двору слоняются,- шамкнул один из них, вглядываясь в свои костяшки, и имея ввиду конечно же Анжелу.
- Молодая, а уже ни стыда, ни совести.
- Не завидуй, Митрич,- призвал старика один из партнеров.- Он позвал ее для музыки.
Деды недружно заржали.
- Вот повезло мужику, ребята,- восхитился третий толстый старик в очках, писклым не по телу голосом, двигая шашку по столу,- что ебарь, что музыкант отменный.
Способный со всех сторон. Говорят он хуем «Собачий вальс» на рояле играет. И ебенит так, что заслушаешься!
Компания оживилась одобрительным гулом, однако некоторые начали спорить и сомневаться.
- Паганини на одной струне играл, этот хуем по клавишам бьет, такая у них, у музыкантов, доля прекрасная,- подытожил мужичек в залапанной бейсбольной кепке, сидящий сбоку с припеку.
История о «Собачьем вальсе» почему-то необычайно впечатлила Анжелу. Она видела многих музыкантов, об иных знала из книг, среди них попадались редчайшие экземпляры, виртуозно владеющие исполнительским мастерством, ну вот такого, чтобы членом высекал музыку, о таком она и слыхом не слыхивала.
По дороге домой, не замечая зудение своего озабоченного Веника, который снова явился провожать ее со своим неизменным футляром, она пыталась представить, как это технически возможно – сыграть детородным органом на клавишах партитуру «Собачьего вальса».
Это как же надо корчиться и корячиться, чтобы музыка звучала?!
Дома оценила расстояние от пола до клавиатуры, внимательно рассмотрела клавиши, даже зачем-то измерила клавиатуру, шагая по ней пальчиками.
Ничего толком не поняла, удостоверилась лишь в том, что чтобы исполнить такой «минует», Роман Борисович, при его росте, должен обладать огромным членом.
«А мастерство, а вдохновение?! Откуда он черпает их?»- засыпая, задавалась она увлекательным вопросом.
- Ангелочек, ты не заболела?- Слетела на ее кровать мама. Озабоченно приложила ладонь к пылающей щеке дочери.
- Ма, ну с чего ты взяла?- С каким-то непонятным вызовом ответила дочь.- Вас послушать, так я вечно, то грущу, то болею.
- А чего ж тортика не съела? Ты же любишь ореховый. Я специально купила к чаю.
Тикали часы, дремали рыбки в аквариуме, с Юга широким фронтом на ночной город заходил дождь.
lll .
- Слушайте, ну зачем вы снова приперлись? Я же сказал вам - не приходить, - схватился за голову Роман Борисович, увидев Анжелу в свой квартире.
- Я хочу послушать ваш «Собачий вальс», - пропищала она, понимая, что маэстро играет его не всякому и может рассердиться за эту просьбу.
- Умоляю, покажите, как вы это делаете? Мне бы взглянуть хоть одним глазком, и я уйду.
Пышные брови настройщика разошлись как разводные мосты от удивления:
- Ты откуда знаешь о нем?
- Во дворе говорили…
Это сообщение, кажется, слегка озадачило музыканта.
- Видишь ли… в этой квартире иногда совершается то, что ты называешь «Собачьим вальсом», однако его « исполнение» предполагает наличие женщин, как бы тебе это сказать, ну, для вдохновения что ли.
Ты же еще слишком юна, чтобы я мог вдохновиться. Понимаешь? Хотя, не скрою, очень красива.
- Я поняла. У вас должен встать, да?!- Анжела пристроила на полку сложенный мокрый зонтик, ступила в центр коридора вполоборота к хозяину, изящно отставила ножку в туфельке на каблучке в его сторону, легонько приподняв краешек платья, оголила бедро, которое под коротеньким платьицем казалось ну невероятно соблазнительным.
Член тут же отяжелел в трусах у маэстро. Тут не то, что вальс, четырьмя оркестрами дирижировать можно.
- Кстати, а у вас халат, точь в точь, как у моего папы.- Крутилась в коридоре эта маленькая бестия.
- А хто у нас папа?- Прохрипел небритый мужик, вдоль и поперек охлестывая ее своим пульсирующим взглядом.
- Геннадий Мельский, известный критик кстати.- Гордилась пианистка.
Хозяин неожиданно распахнул дверь, выпихнул вертлявую гостью:
- А ну ко вон отсюда. И зонт свой не забудь!.. И чтобы я тебя больше не видел! – Крикнул он ей в след.
Она снаружи возмущенно стукнула в дверь кулачком. За тем стала допекать маэстро звонком. У пианиста голова раскалывалась с похмелья, поэтому звон казался ему невыносимым:
-Иди, Христа ради, а то милицию позову!- Крикнул он в дверь в перерывах между звонками.
- До чего дошел,- оглаживал он рукой свою щетину перед зеркалом.- Чуть дочку друга не соблазнил. Нет, пора, пора мне уже пойти на доминуэнто, то есть выйти из алкоголя.
Когда-то с критиком Мельским они были дружны. Причем дружили не благодаря, а вопреки. Критик в пух и прах своими статьями разносил пианиста. И того это очень забавило.
Где-то, на какой-то забытой Богом оптовой базе, где, в начале 90, довелось выступать музыканту, с ним расплатились теми самыми халатами, один из которых он подарил другу, будь он, халателло этот, неладен!
Ведь именно тот махровый, вишневого цвета халат с вертикальным рисунком в виде прошивки широкой нитью и рассорил приятелей. Критик заподозрил музыканта в том, что тот пытается задобрить его халатом и больше о нем не писал, хотя халат принял.
«У него на меня не встает,- сделала свои выводы Анжела относительно произошедшего в квартире репетитора.- Это обстоятельство почему-то представлялось ей настоящей трагедией».
Девочка не знала, что в то время, когда она в коридоре мило «ворковала» с наставником, в его спальне, на невысоком ложе, широко раскинув голые, белые бедра, томилась училка Надежда Альбертовна. Ей все было прекрасно слышно.
И теперь, когда отвергнутая, юная пианистка плелась по омытому весенним дождем городу, в компании своего сопливого Вени, училка с упоением ездила по сусалам маэстро, сдувала с носа прилипшие волосы, и клялась, что никогда не простит ему того, что он затеял соблазнить малолетнюю конкурсантку.
- И как ты такими корявыми пальцами на рояле играешь?- выдохшаяся покорно лежала она потом на его плече, вглядываясь в его ладони. - У настоящих пианистов руки белые, ухоженные с длинными, тонкими пальцами. А у тебя, как решетки оконные.
- Я не пальцами играю, дура. Душой... Слушай, уйми ты эту свою пианистку от греха. А то раздухарилась девка не на шутку. Думал в коридоре на меня наброситься.
В последствие Надежда Альбертовна нашла Анжелу, "по доброму", попросила не ходить больше к репетитору, грозила, в противном случае, все рассказать ее родителям: небывало чутким критику и педагогу.
Не понимая своими глупыми мозгами, что искра уже упала в сухой валежник, и она, то есть училка озабоченная, своими неуклюжими донкихотовскими маневрами лишь раздувает костер.
И были у Анжелы две подружки по законченной музыкальной школе: Настя и Лиза. Им наша героиня доверяла все свои тайны. Вот и теперь не удержалась и разболтала им, что обзавелась очень пожилым, но гениальным приятелем – пианистом, который играет на клавишах самым невероятным образом, вдохновляясь от женщин.
А она вот никак не может его вдохновить, а потому он и не играет для нее свой божественно- прекрасный «Собачий вальс».
- Дура, ты дура, Анжелка,- так прямо и сказала прагматичная Лиза.- Ты ведь у нас самая красивая в школе была, все это знают. Машины дежурили у школы - мужики караулили лишь бы тебя увидеть... А помнишь того бедного ананиста, что в парке промышлял?
Он думал, что напугает нас своим членом, а ты ему его чуть не оторвала. Хрупкая девочка, утонченная натура, талантливая пианистка. Вот тебе и пианистка. Помнишь, как он орал?!
Все мужское население на тебя слетается, Анжела, Веник твой, так от любви просто сбрендил. А тут какой-то вонючий дедуган. Не вдохновляется ли он, видите ли! Да пошли ты его с вальсом этим. И пусть вальсирует плавно. Или, знаешь что? А ты накрасься, трусики не надевай и иди к нему. Увидишь, что будет!
- Нет, девчонки,- тут что-то другое,- вздохнула романтичная Настя, мечтательно подперла щечку кулачком, и устремила отстраненный взгляд своих прекрасных голубых глаз куда-то в сторону горизонта. - Видимо не любит он ее. Нету чувства.
«Как же, Анжелка у нас самая