5
Ладонь, что только что согревала её пах, и так напрягавшая ее, наконец-то покинула облюбованное ей место и так же, не торопясь, медленно поплыла по ее коже дальше. Проникнув под свитерок, прозондировав своими усиками пальцами теплую массу воздуха, что варилась между жизнью и искусством, двинулась дальше. Тепло сменялось холодом, холод - страхом, страх - трепетом, мурашками, дрожью, рожденными тем же страхом.
Ее кожа - река. Его ладонь - кораблик. Чувства - след этого корабля. Маленькая волна - дрожь, страх. Чуть большая - непонимание, оценка происходящего. Большая - смятение, обретение чего-то нового. Большая снова рождает дрожь, но уже не ту дрожь, что накатывалась на нее при первой волне - эта дрожь другая, она приятнее первой, она плавная и легкая, и легко поднимает со дна водоёма песчинки и несет их с собой к дальним берегам, по пути сортируя: эта песчинка - это волнение, "волнение" - это пойдет, эта песчинка - страх - он нам не нужен, эта - возбуждение - то что надо, эта - томление - ее к волнению, нега - она с нами...
Волна крутит, вертит, наращивает ком из всех тех составляющих, что ей нужны, отсортировав, разложив их по ячейкам, наплывая собой на берег, оставляет их там.
И посеянные песчинки, протекая в сухость песка, оживляют берег...
- Оля легко охнула почувствовав руки Горина под своей грудью -
Волна вновь наплывает на берег и теперь уже достает своим волнением до островков камней, обласкивает их своими водами, охлаждает нагретые солнцем верхушки, оплывает книзу по полироли стати.
-Руки Горина на ее груди, они покрывают её, забирают в ладонь, отпускают -
Моллюски, что принесла с собою волна, намертво присасываются к самым плодотворным местам берега. Больше всего им по нраву камни. Они с жадностью впиваются в маковки, на которых скопилось самое сочное. Они выжирают их сполна, до конца высасывают из вкусняшек их мозговую кость....
- Губы Горина ласкают вершинку груди, большой рот раскрывается, вбирает грудь в себя, утопив в себе чуть ли не большую ее часть -
Он пьет её! Наслаждается ей! Играет ей!..
Язычок крылышками бабочки порхает по сосочку, шевелит его, звенит им. И сосочек стыдливо отвечает этой букашке, становясь твердым и более приятным от осознания происходящего... Один сосок, второй! Одна грудь, другая! Он любит их одинаково страстно. Они одинаково страстно дороги ему. Они Божественны! Они волшебны! Они его... Она вся его!!! Вся! Полностью! До самого дна, куда он сегодня обязательно спустится! Где зажжёт своим факелом новый огонь! Свой огонь!
Оля кусает губку. Терпит. Терпит что бы не так сразу сдаться! Не сразу разорвать воздух вскриком, что уже распирает ее гортань - "Выпустить его и будет легче... Будет хорошо!!!... Но нет - она терпит!"
Ладонь снова сжимает грудь и она прогибается телом, желая скатить шар её звуков как можно глубже, туда, откуда ОН его не услышит, где шар, разорвавшись в полной темноте в дали от легких, не даст пролиться своему наполнителю наружу...
Такой красы он еще не встречал!!! Перед ним спелые фрукты! Они крепкие как плод кокоса, как манго, что в своей спелости брызжет соком! Как... Как...
Да плевать как!!!?... ОНА выгнулась под его ласками. Подставляет себя под его ладони и он не должен заставлять её ждать, мучать, он должен любить её. Свитер! Он все еще мешает Ему, Ей! Он скрывает ее подбородок, шейку, сковывает движения - Горин убирает его, скатывая из него рулон шерсти, что покрывает ее личико, оставляя на обозрение лишь струну красивого стройного тела
...Животик. Расчет ребер. Грудь... И вот новая помеха...
Бюстгальтер! - И он лишний! И он тут не к чему хоть и прикрывает уже лишь плечи!!!... Они - Свитер - Бюстгальтер - ни к че - му ту - т..
Олина голова качнулась, руки, вспорхнув запястьями, отдали последнюю часть туалета выше её талии - одна часть из двух деталей.
Его руки уже везде... Грудь, плечи, руки, живот, бедра... Всему достается от его старания, всего он касается, до всего дотрагивается... И лишь пару раз дотронулся до "НеЁ" !!!. Самое главное он обходит стороной! Приберегает на последок!
Но вот все чаще и чаще она стала вздрагивать... чаще и чаще замирать сердцем, когда он касался ее там.... Оля хотела этого.. И сама уже не раз просила его об этом... Своим стоном... Своими всхлипами...
Она сдалась... Сдалась уже давно... Уже давно сама распахнула его рубашку, сама расстегнула ворот его брюк... И желала! Желала большего... Желала...
А он медлил!.. Медлил осознано... Расчетливо...
Но вот он проснулся. Коснулся "ее" раз, другой, обжег пальцами с одной стороны, окунул руки с другой.
" Видя "её" смеялся ли он в душе над ней? - Над тем пятном позора, что уже давно расплылось по белому лоскуту ее исподнего... которое уже давно заполнило её всю от горла до пяточек ног, но нашло брешь именно "там"... Там выдавало Олино падение...
Думает ли он о ней плохо, потешается ли над ее беспомощностью?... - "Вот мол она - ваша Оленька!!! Смотрите как она истекает под моими руками!!!... Не удивлюсь, если и обкончается тут-же, как только я доберусь до нее!!!...
Плевать, думай что хочешь, только не тяни больше, не издевайся надо мной... Возьми ты, наконец, меня!!! Дотронься до меня... ДААА! Вот так!!! ИМЕННО ТАК И НИКАК БОЛЬШЕ!!!
ИМЕННО... пальцы глубоко в ней... они погружены полностью... выстрелив своим ожиданием, срывают крышу, уносят в никуда...
Оля кричит... Просит не делать этого.. Чего!? Она не знает сама, но не делать, не делать, не делать...
"Нет! Нет! Нет..."
Она рыбка... Ее выбросило на берег вместе с волной... Она умирает...
"Вернувшись", Оля увидела "Его". Он был готов! Страшно готов!...
Горин боязненно, но в тоже время и со скрытым торжеством (ну как?) улыбался ей в ожидании её реакции на увиденное... А увиденное было страшнО! Оно было велико. Гигантски велико.
Член стоял дыбом. На нем прорисовывались мощные ветви вен, выпиравшие далеко за пределы плоти. Они обвивали его со всех сторон, выстреливая по сторонам тонкими нитями венок потоньше. Мощный набалдашник головки, капом разрастающийся на вершине этого ствола, словно дерево на ветру раскачивался из стороны в сторону от движения его руки.
Зачем он делал это? Зачем он еще больше растит это дерево??? Он что? Думает, что он мал? Думает, что этого будет недостаточно ей?
Нет, нет, она не может принять такое!!! Пусть даже и хочет! Нет - даже не стоит и пробовать!
Но он так не думал!
Он подошел к ней, приподнял ее ноги кверху, развел их по сторонам и, опустившись на колени, посеменил в ее сторону, покачивая направо и налево своим лесным великаном...
Приподнявшись на локтях, Оля смотрела, как он приближается к ней, и с ужасом понимала, что не сможет его остановить. Не потому, что он мужчина и он сильнее ее! Нет!...
Просто она сама хотела этого! Хотела этого Горина!!! Такого, какой он есть. Такого, которого он сделал в себе для неё... Такого, который сделал с ней это... У которого есть эта штука!!!
Оля впервые за последние полгода кончила! Да, да! В первый раз за долгих полгода!!! Что-то не ладилось у них с Андреем...
Кончила от ласк, от рук, от заботы, желания, уважения... От умения, опыта, мастерства... Кончила от этого мужчины с сединой на
груди...
Что за член у него??? Почему он такой огромный????
Оля не могла отвести взгляд от него, не могла побороть в себе незнакомое ей досель чувство: она дико хотела, чтобы ее распяли...
"Я аккуратно." - Он взял ее поудобней, завел под таз руку и чуть приподнял, ногу завел за свою спину, другую чуть в сторону. Посмотрел ей в глаза, повторился об аккуратности, и нависая над ней на вытянутой руке, направляя второй рукой член в промежье, коснулся её.
Горин должен был быть доволен этим, это свершилось - та, что так долго бегала от него, сама хотела его и сейчас лежала перед ним с разведенными в стороны ногами, сочась навстречу ему своей плачущей промежностью (совсем недавно она уже выплакалась перед ним - кусок тряпки, что насквозь промок от ее первого оргазма, валялся рядом с ней, орошая этим событием простынь). Но сейчас сверкавшее новым заплывом лоно его мечты было готово к большему и замерло в ожидании этого большего, придавленное шаром головки. Ольга оказалась на самом деле горячая